ХИЩЕНИЕ: ОТДЕЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ И ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

EMBEZZLEMENT: SEPARATE PROBLEMS OF DISTINCTION AND DIFFERENTIATION OF CRIMINAL RESPONSIBILITY

УДК 343.3/.7

Преступления против собственности были и остаются одними из наиболее распространенных в структуре преступности Российской Федерации. Согласно официальной статистике проблемы дифференциации уголовной ответственности за преступления против собственности всегда находились в центре внимания ученых. Обусловлено это не только теоретическим интересом к указанной проблематике, но и практическими соображениями. Вопросам дифференциации уголовной ответственности за преступления против собственности было посвящено большое количество научных трудов. На монографическом уровне указанные проблемы подробно исследовали Г.В. Верина, Л.Л. Кругликов, Ш.А. Кудашев, В.М. Кудрявцев, Н.О. Лопашенко, В.И. Ткаченко, О.Р. Яцеленко и другие известные отечественные и зарубежные ученые. Вместе с тем, с учетом, в первую очередь, объемности указанной проблематики, много спорных вопросов остаются дискуссионными и требуют своего решения. Это касается и проблемы разграничения преступлений против собственности, а также проблемы определения признаков, которые учитываются законодателем для дифференциации уголовной ответственности за преступления против собственности. Попробуем рассмотреть отдельные вопросы этой сложной и комплексной проблематики на примерах отдельных составов преступлений.

В научной литературе традиционным считается положение о том, что признаком кражи и грабежа является способ совершения преступления. Считается, что указание на тайность или открытость хищения в ст. 158 и ст. 161 Уголовного кодекса Российской Федерации соответственно характеризует способ завладения имуществом [11]. Вместе с тем, раскрывая признаки скрытости и открытости кражи, ученые, как правило, выходят за пределы понимания способа как признака объективной стороны состава преступления, что ставит под сомнение позицию, когда тайность или открытость относят именно к способу завладения имуществом. Рассматривая признак тайности, ученые, как правило, обосновывают необходимость выделения в ней объективных и субъективных моментов. К объективным признакам скрытости относят случаи изъятия имущества, если оно происходило при наличии хотя бы одного из следующих факторов: 1) при отсутствии владельцев; 2) при отсутствии посторонних лиц; 3) в присутствии посторонних лиц, которые не видели по факту изъятия имущества; 4) если посторонние лица не осознавали противоправности изъятия имущества; 5) когда посторонние свидетели не обнаружили свое присутствие виновному. При этом субъективный критерий, который, обычно, считают приоритетным, заключается в том, что у виновного должны быть основания осознавать изъятие имущества как то, что происходит незаметно для других.

Аналогичные разъяснения содержатся и в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Так, Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 2 постановления № 29 от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» отметил, как тайное хищение чужого имущества (кража) следует квалифицировать действия лица, совершившего незаконное изъятие имущества в отсутствие собственника или иного владельца этого имущества, или посторонних лиц либо хотя и в их присутствии, но незаметно для них. В тех случаях, когда указанные лица видели, что совершается хищение, однако виновный, исходя из окружающей обстановки, полагал, что действует тайно, содеянное также является тайным хищением чужого имущества.

Попробуем выяснить, что именно надо понимать под способом совершения преступления и можно ли тайность или открытость хищения в таком ее понимании относить к способу совершения преступления. В этом отношении надо указать, что, исследуя преступное деяние, не надо забывать о том, что происходит оно не изолировано, а в тех конкретных условиях, в которых оно было совершено. Именно поэтому существенными характеристиками преступного деяния являются способ, место, время и обстановка его совершения. На наш взгляд, в определенной степени надо согласиться с В.М. Кудрявцевым, который считает, что те признаки объективной стороны состава преступления, которые в юридической литературе часто называются «факультативными», фактически не могут считаться самостоятельными признаками, поскольку они только характеризуют преступное деяние. С объективной стороны к составу преступления, по его мнению, относятся не сами по себе способ, место, время и обстановка совершения преступления, взятые отдельно от деяния или вместе с ним, а внешняя сторону общественно опасного деяния, совершенного определенным способом, в определенных условиях, месте, времени и обстановке [12, С. 10-11].

Способ совершения преступления приобретает свое реальное выражение в самом акте поведения. При этом телодвижения, которые образуют физическую сторону преступного деяния, осуществляются с помощью действий в определенной последовательности. Способ совершения преступления во многом определяет характер действия:

- внешние, объективные свойства, которые позволяют отличить одно действие от другого;

- влияет на степень общественной опасности совершенного деяния;

- имеет своим функциональным назначением обеспечить выполнение преступного деяния, направленного на достижение преступной цели. Таким образом, деяние как самостоятельное психофизическое и социально-правовое явление всегда характеризуется определенным способом его совершения.

Мы согласны с учеными, но при этом считаем, что указанные признаки вполне могут считаться отдельными признаками объективной стороны состава преступления. Ведь нет никакого противоречия в том, чтобы, выделяя эти признаки, считать одновременно, что они характеризуют общественно опасное деяние, когда законодатель считает необходимым акцентировать внимание на отдельных его проявлениях, а именно:

- совершение деяния определенным способом;

- в определенное время, в определенном месте или обстановке;

- определенными орудиями или средствами.

Вместе с тем, такое понимание указанных признаков объективной стороны состава преступления является принципиально важным в контексте исследовании понятия способа совершения преступления в первую очередь как органически неотъемлемой характеристики общественно опасного деяния.

Как отмечает Ш.А. Кудашев, способ совершения преступления является одним из важнейших признаков объективной стороны состава преступления, которая влияет на содержание преступного деяния. Одно и то же общественно опасное деяние может совершаться несколькими различными способами. Может быть и наоборот, когда применение одного и того же способа характеризует различные с уголовно-правовой точки зрения деяния, подлежащие квалификации по разным статьям особенной части. Отсюда следует вывод о том, что в одних нормах предусмотрен примерный перечень возможных способов совершения преступления, в других – строго ограничен. В уголовно-правовой литературе понятие «способ совершения преступления» описывается с помощью терминов «прием», «метод», «порядок», «последовательность движений и приемов» и тому подобное. При этом в реальной жизни при совершении преступного деяния, как правило, используется не один прием или движение, а целый комплекс.

А.В. Наумов и С.И. Никулин считают, что содержание способа совершения преступления образуют не сами по себе «правила» или «порядок», а прием или совокупность приемов, использование которых в каждом конкретном случае свидетельствует о присущем только данному случаю порядке совершения преступления [6, С. 72].

Непосредственно исследуя проблемы способа совершения преступления, М.И. Панов пришел к выводу о том, что с объективной стороны способ совершения преступления представляет собой определенный порядок, метод, последовательность движений и приемов, которые использует лицо в процессе совершения общественно опасного деяния [7, С. 44]. Так или иначе, но большинством ученых признается, что под способом совершения преступления следует понимать совокупность приемов и методов преступного деяния. Развивая, по сути, мысль В.М. Кудрявцева, Б.В. Яцеленко отмечает, что, будучи внешней формой преступного деяния, качественно характеризуя его, способ совершения преступления не может быть оторванным от последнего, поскольку в таком случае он будет способом несуществующего деяния, что невозможно [13, С. 10-11]. Ошибочной в связи с этим считаем позицию Л.Л. Кругликова, который под способом совершения преступления понимает те явления, которые способствуют, облегчают совершение основного деяния [8, С. 5-6].

Проанализированные понятия способа совершения преступления, по нашему мнению, не позволяют относить указание на тайность или открытость хищения к способу совершения преступления. Ведь на тайность хищения в судебной практике влияют не объективные характеристики преступного изъятия чужого имущества, а субъективное восприятие виновным факта изъятия. При этом даже в том случае, когда изъятие имущества объективно происходит в присутствии посторонних лиц, осознающих противоправность такого изъятия, хищение будут рассматривать как тайное, если виновный считал, что делает это незаметно для других лиц. Ведь форма совершения преступления не меняется в зависимости от того, наблюдают за изъятием имущества потерпевший или посторонние лица. Замечая определенное противоречие между пониманием скрытности и пониманием способа совершения преступления, отдельные ученые предлагают относить тайность не к образу, а к обстановке хищения [12, С. 193-194; 10]. Правда, по нашему мнению, указанное противоречие не исчезает. Ведь, как уже было отмечено, хищение следует рассматривать как тайное даже в тех случаях, когда оно происходило в присутствии посторонних лиц, однако виновный считал, что делает это незаметно для них, даже если при этом он ошибался.

Таким образом, как бы не хотели это отрицать, но определяющим при решении вопроса о тайности или открытости хищения являются не объективные (внешние) характеристики преступного деяния, а субъективное восприятие виновным факта завладения чужим имуществом в момент его изъятия. Учитывая это, можно сделать парадоксальный, на первый взгляд, вывод о том, что указание на тайность или открытость хищения характеризуют не объективные, а субъективные признаки состава преступления. Попробуем подтвердить этот вывод.

Открытое хищение чужого имущества (грабеж) всегда считалось более опасным деянием по сравнению с тайным хищением (кражей), о чем свидетельствует сравнительный анализ санкций за кражу и грабеж на протяжении всех исторических этапов развития уголовного законодательства. Поэтому вполне логично возникает вопрос, а почему грабеж считается более опасным видом хищения? Какая разница для лица, у которого изъяли имущество, происходило ли хищение в присутствии свидетелей, или нет? Разве увеличивается имущественный вред для потерпевшего в зависимости от того, что кто-то наблюдал за виновным, а последний в свою очередь осознавал это? Думается, что повышенная общественная опасность грабежа по сравнению с кражей предопределяется не объективными признаками соответствующих составов преступлений, а характеристиками личности виновного (вора и грабителя). Ведь очевидным является то, что лицо, которое забирает чужое имущество, игнорируя при этом потерпевшего или посторонних лиц, не пугаясь внешнего вмешательства с их стороны, ведет себя более вызывающе и нагло, что является свидетельством еще большей социальной опасности, по сравнению с вором, который все же боится разоблачения и не так откровенно демонстрирует свое негативное отношение к объектам уголовно-правовой охраны. Удобным в этом отношении считаем мнение Ш.А. Кудашева, который указывает, что дифференциация уголовной ответственности за преступления против собственности обеспечивается законодателем с учетом не только степени общественной опасности преступления, но и личности преступника [2, с. 22].

Определение тайности как субъективного отношения виновного к факту завладения имуществом в момент его извлечения позволяет критически оценить позицию Пленума Верховного Суда Российской Федерации относительно квалификации деяний виновного, который завладел чужим имуществом, сознательно воспользовавшись чужой ошибкой, возникновению которой он не способствовал, и при отсутствии сговора с лицом, ввела потерпевшего в заблуждение. При определенных обстоятельствах (например, когда имущество имеет особую историческую, научную, художественную или культурную ценность) такие действия могут быть квалифицированы по ст. 160 Уголовного кодека Российской Федерации. Такое толкование может приводить ошибочный, на наш взгляд, вывод о том, что завладение лицом при таких обстоятельствах имуществом, которое не имеет особой исторической, научной, художественной или культурной ценности, вообще не является преступлением.

Можно согласиться с позицией Пленума Верховного Суда Российской Федерации в той части, где говорится, что в таких случаях в действиях лица, которое завладело имуществом, отсутствует состав мошенничества. Ведь для мошенничества характерно то, что потерпевший «добровольно» (во всяком случае, действуя по собственной воле, хоть и под влиянием вызванной виновным ошибки) передает виновному имущество или право на имущество, осознавая его количество, стоимость и другие необходимые признаки. То есть в сознании потерпевшего лица виновным создается ложное впечатление о необходимости или выгодности передачи определенного имущества или права на имущество виновному. При этом потерпевший четко осознает, какое именно имущество или права на имущество он передает (его количество, стоимость и т.п.). Понятно, что в тех случаях, когда лицо не осознает, какое именно количество имущества или прав на имущество оно передает, можно говорить даже о так называемой искусственно созданной добровольности передачи. Кроме того, мошенничество исключается в данном случае и с тех оснований, что лицо, завладевшее чужим имуществом, не выполняло той части объективной стороны состава мошенничества, которое видно в обмане или злоупотреблении доверием. Ведь само лицо никого не обманывало и не злоупотребляло доверием, а просто, так сказать, воспользовалось чужой ошибкой. Однако, по нашему мнению, вряд ли правильно категорически утверждать, что в таких случаях действия виновного по одному из условий нельзя рассматривать как хищение.

Попробуем рассмотреть эту ситуацию на конкретном примере. Если продавец в магазине по ошибке отдает покупателю сдачу в значительно большем размере, например, не заметив лишние купюры или просто перепутал их номиналы, то можно предположить несколько вариантов квалификации в случае завладения покупателем такими деньгами, которые связаны, в первую очередь, с субъективным отношением такого покупателя к факту завладения имуществом в момент его изъятия. Если покупатель не заметил того, что забирает деньги в большем размере, а выяснил это лишь после фактического завладения имуществом и все же решил их себе оставить, в действиях такого лица отсутствует состав преступления.

По-другому будут квалифицированы действия такого покупателя, если в момент фактического изъятия излишне переданных денег он уже осознавал ошибку продавца и, изымая деньги (например, забирая их с прилавка), понимал, что не имеет на них ни действительного, ни предполагаемого права. В таких случаях, на наш взгляд, есть все основания утверждать, что имеет место тайное хищение имущества, то есть обычная кража. Ведь в таких случаях виновный сознательно использует иллюзию правомерности изъятия. Тот факт, что он не способствовал возникновению такой иллюзии, не имеет никакого значения. Если же ошибку, кроме покупателя, заметили посторонние лица, которые стояли рядом, а виновный, осознавая это, все же завладел деньгами, его деяния могут быть квалифицированы как грабеж. Кроме того, если такой покупатель любым способом угрожал лицам, которые заметили ошибку продавца, с целью помешать им помочь продавцу выявить ошибку, то в зависимости от характера угроз такие деяния виновного могут быть квалифицированы как грабеж (ст. 161 УК РФ) или разбой (ст. 162 УК РФ).

Понимание способа совершения преступления как определенной своеобразной формы выражения преступного деяния не позволяет нам согласиться с теми учеными, которые предлагают рассматривать такой квалифицирующий признак хищения как проникновение в жилище, помещение или иное хранилище как способ хищения [2, С. 36, 90]. По нашему мнению, в таких случаях речь идет не о способе совершения хищения, а о еще одном обязательном действии в пределах объективной стороны соответствующих составов преступлений. Ведь проникновению всегда предшествует факт изъятия имущества, в то время как способ совершения преступления невозможно отделить от самого деяния. В этом отношении мы поддерживаем позицию тех ученых, которые считают, что указанный квалифицирующий признак больше указывает на место совершения хищения [1, С. 322]. В ст. 158 УК РФ под хранилищем понимаются хозяйственные помещения, обособленные от жилых построек, участки территории, трубопроводы, иные сооружения независимо от форм собственности, которые предназначены для постоянного или временного хранения материальных ценностей. В той или иной степени отдельные ученые поддерживают такое понимание хранилища [12, С. 207].

Вместе с тем, некоторые ученые идут еще дальше и, развивая эту позицию, отмечают, что признак стационарности не характерен для понятия хранилища, поскольку они могут быть и подвижными (переносными). При этом приводится довольно неоднозначный пример о том, что хищение самого подвижного (переносного) хранилища нельзя квалифицировать как хищение с проникновением – ведь в данном случае именно хранилище также выступает предметом хищения. Не оспаривая отсутствие в приведенном примере рассматриваемого квалифицирующего признака, как позиция и является достаточно небезопасной (ведь проникновение в похищенный сейф рано или поздно все же произойдет), попробуем на этом примере показать парадоксальность такого понимания хранилища. Ведь если виновный похитил деньги из сейфа, то хищение, по мнению автора, следует квалифицировать как такое, что происходило с проникновением в хранилище, когда же виновный забрал переносной сейф с собой вместе с деньгами, фактически завладев имуществом на большую сумму (дополнительно и на стоимость сейфа), то указанный квалифицирующий признак будет отсутствовать, а уголовная ответственность виновного будет более мягкой.

Такое понимание понятия хранилища является спорным и по другим причинам. Ведь возникает вопрос, к каким признакам объективной стороны состава преступления относится понятие хранилища. Думается, что среди девяти известных в теории уголовного права признаков объективной стороны состава преступления, указание на жилище, помещение или иное хранилище можно отнести только к месту совершения преступления. Вполне справедливо по этому поводу отмечается в литературе, что под местом совершения преступления как одним из признаков объективной стороны состава понимают определенную территорию, на которой было совершено общественно опасное деяние. При таком подходе к пониманию этого признака объективной стороны состава преступления вряд ли можно отнести к месту совершения преступления разного рода рефрижераторы, цистерны, переносные сейфы и другие подобного рода хранилища.

Ища существенные признаки понятия хранилища, в отдельных случаях ученые усматривают их в наличии охраны или других внешних препятствий, которые затрудняют доступ к имуществу. Такое понимание существенных признаков хранилища действительно позволяет отнести к объекту этого понятия: переносные сейфы, цистерны, рефрижераторы, а также кошельки, на которых установлены специальные замки, затрудняющие доступ к имуществу.

Рассмотрим еще один пример. Лицо похитило чужое имущество из тумбочки, на которой висел замок, который можно открыть гвоздем. Максимальное наказание за такое хищение будет в два роза больше по сравнению с тем, если бы похищенное имущество лежало на тумбочке. Согласно такой логике в конечном счете и детские копилки также надо отнести к хранилищам. А вот когда лицо решит нанять себе охранника, с которым будет ходить по улице, то, очевидно, что все карманы лица также автоматически становятся хранилищами.

Очевидным, на наш взгляд, является также то, что при решении вопроса о том, что именно нужно рассматривать как хранилище, нужно исходить не только из семантического значения этого слова. Ведь в таких случаях можно дойти до абсурдных выводов, когда под хранилищем будут понимать кусты, носки, а также другие предметы быта, в которых прячут свои сбережения многие лица. На наш взгляд, при решении этого вопроса нельзя избежать использования системного толкования, а также обращение к истории развития уголовного законодательства в части возникновения этого квалифицирующего признака.

Заметим, что на сегодня законодатель в пределах одного квалифицирующего признака, который характерен для большинства видов хищения, фактически приравнивает в уголовно-правовом смысле проникновение в жилище, помещение и иное хранилище. Ошибочность такого законодательного решения, на наш взгляд, более чем очевидна. Разве можно приравнять по социальному значению право лица на неприкосновенность его жилья, которое нарушаются противоправным проникновением к нему, а также право лица на охрану его хранилищ? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Отметим также, что при хищении имущества с проникновением в жилище лицо виновное нарушает одновременно два самостоятельных объекта уголовно-правовой охраны – отношения собственности и отношения по поводу охраны жилища лица. Таким образом, в пределах одного квалифицирующего признака законодатель искусственно и, на наш взгляд, неправомерно объединил различные по своему правовому значению материальные объекты, которые учитываются законодателем в механизме уголовно-правовой охраны, в частности, дифференциации уголовной ответственности за хищение.

По нашему мнению, на сегодня такое существенное усиление уголовной ответственности за различные виды хищения возможно только при условии, когда именно хищение сопровождается нарушением дополнительного объекта уголовно-правовой охраны, которым в данном случае являются отношения по поводу обеспечения охраны жилища и иного владения лица. В связи с этим можно предложить изменить указанный квалифицирующий признак и исключить из него указание о помещениях и хранилищах. Зато сформулировать его как проникновение в жилище или другое владение лица.

В контексте понятия способа совершения преступления достаточно неоднозначным является вопрос о понимании отдельных составов преступлений против собственности, в частности грабежа (ст. 161 УК РФ), разбоя (ст. 162 УК РФ), вымогательства (ст. 163 УК РФ). Речь идет о том, можно ли те способы воздействия на потерпевшего, которые использует виновный для завладения имуществом, правом на имущество или совершение действий имущественного характера, рассматривать как способ совершения преступления. На наш взгляд, на этот вопрос необходимо дать отрицательный ответ.

Если рассматривать этот вопрос относительно грабежа, то нужно отметить, что для объективной стороны данного состава преступления характерны два обязательных действия – это хищение (изъятие имущества), а также насилие (физическое или психическое). При этом в данном случае имеет место состав преступления двух объектов, поскольку вред причиняется не только отношениям собственности, но и отношениям по обеспечению здоровья лица. Насилие при грабеже может происходить до самого факта хищения имущества или одновременно с ним. Учитывая то, что насилие посягает на дополнительный в данном случае объект уголовно-правовой охраны и может быть отделено во времени от самого хищения имущества, насилие нельзя рассматривать как способ хищения.

Несколько сложнее обстоит дело с разбоем. Дело в том, что объективная сторона разбоя вообще предусматривает только одно общественно опасное деяние, которое заключается в применении насилия (ст. 162 УК РФ). О направленности этого преступления еще и против собственности свидетельствуют признаки не объективной, а субъективной стороны этого состава преступления, в частности, цель – завладение чужим имуществом. Сам факт изъятия имущества при разбое вообще находится за пределами объективной стороны состава (речь идет об основном составе). Общепризнанным является то, что разбой считается оконченным с момента нападения, соединенного с применением насилия, опасного для жизни или здоровья лица, или с угрозой применения такого насилия, независимо от того, завладело виновное лицо имуществом потерпевшего или нет. При этом отдельные ученые, на наш взгляд, безосновательно считают, что сам факт завладения имуществом при разбое включается к признакам объективной стороны состава преступления [2, С. 68; 5, С. 583]. Чем обосновывается такой вывод, остается непонятным. В связи с этим позволим себе напомнить, что довольно долгое время в истории развития уголовного законодательства момент окончания разбоя связывался с моментом завладения имуществом.

Совершенно верно по этому поводу замечает Н.А. Лопашенко, что современная законодательная конструкция разбоя находится в глубоком противоречии с пониманием понятия хищения. Ведь нападение с целью завладения чужим имуществом, соединенное с физическим или психическим насилием в отношении потерпевшего, вовсе не равнозначно понятию хищения. Более того, сам факт хищения, отмечает ученый, вообще находится за пределами разбоя. Поэтому, по его мнению, рассматривать разбойное нападение формой хищения нет никаких оснований [12, С. 68-69]. Действительно, существующая сегодня конструкция состава разбоя слишком уж напоминает квалифицированный вид умышленного убийства – убийство из корыстных побуждений. Вместе с тем, несмотря на то, что в определенной степени и это преступление направлено против собственности, оно вполне правильно отнесено законодателем к преступлениям против жизни и здоровья лица. Думается, что с целью гармонизации законодательной конструкции разбоя и его структурного размещения в системе Особенной части Уголовного кодекса, целесообразно было бы или отнести его к преступлениям против жизни и здоровья (это могло бы происходить путем дополнения отдельных складов квалифицирующих признаков указанием на корыстный мотив), или изменить конструкцию состава по аналогии с грабежом. Считаем, что на сегодня вопрос о квалификации действий виновного в части фактического завладения имуществом при разбое остается открытым, так же, как и вопрос о завладении имуществом при умышленном убийстве из корыстных побуждений. Не останавливаясь подробно на этой проблеме, отметим, что, на наш взгляд, сам факт завладения имуществом требует дополнительной квалификации, поскольку находится за пределами объективной стороны указанных составов преступлений.

Аналогичная проблема проявляется и при анализе объективной стороны вымогательства (ст. 163 УК РФ). Вымогательство считается оконченным с момента предъявления требования, соединенного с указанными угрозами, насилием, повреждением или уничтожением имущества независимо от достижения виновным лицом поставленной цели. Однако ни сама реализация этих угроз, ни факт завладения имуществом объективной стороной вымогательства не охватываются, следовательно также требуют самостоятельной уголовно-правовой квалификации.

Проведенный анализ законодательной конструкции отдельных составов преступлений против собственности позволяет сделать вывод, что используемая законодателем терминология не всегда позволяет однозначно решить вопрос о том, какой именно признак состава преступления она обозначает. Кроме того, обоснованным считаем вывод о необходимости проведения дальнейших исследований квалифицирующих признаков, которые используются законодателем для дифференциации уголовной ответственности за преступления против собственности, с целью исключения безосновательной дифференциации.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Верина Г.В. Дифференциация уголовной ответственности за преступления против собственности: проблемы теории и практики: дисс. ... докт. юрид. наук. Саратов, 2003. 510 с.
2. Кудашев Ш.А. Проблемы дифференциации уголовной ответственности за хищения чужого имущества (в законе и судебной практике). М.: Юрлитинформ, 2010. 144 с.
3. Кругликов Л.Л. Способ совершения преступления (вопросы теории): автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1971. 18 с.
4. Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М.: Госюриздат, 1960. 244 с.
5. Лопашенко Н.А. Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. М.: ЛексЭст, 2005. 408 с.
6. Объективная сторона преступления (факультативные признаки): учеб. пособие / Под ред. А.В. Наумова, С.И. Никулина. М., 1995. 213 с.
7. Панов Н.И. Способ совершения преступления и уголовная ответственность. - Х.: Изд-во Высшей шк. при Харьк. ун-те, 1982. 161 с.
8. Полный курс уголовного права: в 5 т. / под ред. А.И. Коробеева. - Т. III: Преступления в сфере экономики. СПб.: Пресс, 2008. 786 с.
9. Тер-Акопов А.А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. М.: ЮРКНИГА, 2003. 480 с.
10. Ткаченко В.И. Квалификация хищений социалистического имущества. М., 1985. 27 с.
11. Уголовный Кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 19.02.2018).
12. Энциклопедия уголовного права. - Т. 18. Преступления против собственности. СПб.: ГКА, 2011. 1022 с.
13. Яцеленко Б.В. Уголовно-правовое значение способа совершения преступления: автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1983. 22 с.

REFERENCES:

1. Verina G.V. Differentiation of criminal liability for crimes against property: problems of theory and practice: diss. ... kand. yur. nauk. Saratov, 2003. 510 p.
2. Kudashev S.A. Problems of differentiation of criminal responsibility for theft of another's property (in law and judicial practice). – M.: Yurlitinform, 2010. 144 p.
3. Kruglikov L.L. Method of committing a crime (questions of theory): avtoref. diss. ... kand. yur. nauk. M., 1971. 18 p.
4. Kudryavtsev V.N. The objective side of the crime. M.: Gosyurizdat, 1960. 244 p.
5. Lopashenko N.A. Crimes against property: theoretical and practical research. M.: Lexest, 2005. 408 p.
6. The objective side of the crime (optional features): uch. posobie / Ed. by A.V. Naumov and S.I. Nikulina. M., 1995. 213 p.
7. Panov N.I. Method of Commission of the crime and criminal liability. H.: Kharkov University Publishing, 1982. 161 p.
8. A full course of criminal law in 5 vols / Ed. by A.I. Korobeev. - Vol. III: Economic Crimes. SPb.: Press", 2008. 786 p.
9. A Crime and problems of non-physical causation in criminal law. M.: YURKNIGA, 2003. 480 p.
10. Tkachenko V.I. Qualification of theft of socialist property. M., 1985. 27 p.
11. Criminal code of the Russian Federation from 13.06.1996 N 63-FZ (as amended on 19.02.2018).
12. Encyclopedia of criminal law. - Vol. 18. Crime against property. SPb.: GKA, 2011. 1022 p.
13. Yatselenko B.V. Criminal law the value of the means of committing a crime: avtoref. diss. ... kand. yur. nauk. M., 1983. 22 p.